Отключен JavaScript

У вас отключен JavaScript. Некоторые возможности системы не будут работать. Пожалуйста, включите JavaScript для получения доступа ко всем функциям.

Крестьянский быт конца XIX – начала XX века.

• Авторизуйтесь для ответа в теме

Сообщений в теме: 8

Оффлайн ingrem

Добрый день други.

Вчера, гуляя по старинной деревне пришла в голову мысль. А почему на старых урочищах так мало попадается сопутки. Из находок монеты,крестики,редко иконки,еще реже плашки и складни.

А где же все вещи которые использовали в обиходе крестьяне?.

Залез в интернет и нашел очень интересную статью про крестьянский быт.

Она в принципе отвечает на мой вопрос. Сразу говорю что букв многовато, но прочитать ее стоит.

В. Б. Безгин. Традиции крестьянского быта конца XIX – начала XX века.

Познание исторической действительности жизни русской деревни рубежа XIX - XX веков невозможно без реконструкции крестьянского быта. В крестьянской повседневности находили свое зримое воплощение, как традиционный сельский уклад, так и перемены, которые были вызваны к жизни хозяйственным и культурным развитием страны. Содержание бытовой культуры русского села, может быть исследовано посредством анализа его материальных компонентов: пищи, жилища и одежды. В условиях потребительского характера крестьянского хозяйства бытовые условия сельской семьи адекватно отражали уровень ее благосостояния. Разрушение привычной замкнутости сельского мира, в результате процесса модернизации, вело к появлению новаций и в такой консервативной сфере как деревенский быт. Цель данной статьи и состоит в том, чтобы на примере крестьянства Европейской части России установить повседневный рацион крестьянина, выяснить обыденные жилищные условия сельской семьи и определить вид традиционной деревенской одежды. Задача настоящего исследования заключается в выяснении сути перемен, произошедших в крестьянском быту на протяжении изучаемого периода.

Пища

В условиях натурального, потребительского характера крестьянского хозяйства пища являлась результатом производственной деятельности земледельца. Традиционно крестьянин кормился от трудов своих. Народная пословица гласит: «Что потопаешь, то и полопаешь». Состав крестьянской пищи определялся выращенными полевыми и огородными культурами. Покупные яства в деревне были редкостью. Пища отличалась простотой, еще ее называли грубой, так как требовала минимум времени на приготовление. Огромный объем работы по хозяйству не оставлял стряпухе времени на готовку разносолов и повседневная еда была однообразной. Только в праздничные дни, когда у хозяйки было достаточно времени, на столе появлялись иные блюда. Вообще, сельские женщины была консервативна в компонентах и приемах приготовления пищи. Отсутствие кулинарных экспериментов тоже являлось одной из черт бытовой традиции. Селяне были не притязательны в еде, и поэтому все рецепты для ее разнообразия воспринимали как излишество. В этом отношении характерно свидетельство Хлебниковой, работавшей в середине 20-х гг. ХХ в. сельским учителем в с. Сурава Тамбовского уезда. Она вспоминала: «Ели щи из одной капусты и суп из одной картошки. Пироги и блины пекли один - два раза в год по большим праздника … При этом крестьянки гордились своей бытовой неграмотностью. Предложение добавлять что-то в щи для «скусу», они с презрением отвергали: «Неча! Мои и так жрут, да похваливают. А, эдак совсем разбалуешь» .

На основе изученных этнографических источников можно с высокой долей вероятности реконструировать повседневный рацион русского крестьянина. Сельская пища состояла из традиционного перечня яств. Известная поговорка «Щи да каша - пища наша» верно отражала обыденного содержания еды жителей деревни. В Орловской губернии повседневную пищу как богатых, так и бедных крестьян составляло «варево» (щи) или суп. По скоромным дням эти кушанья заправляли свиным салом или «затолокой» (внутренним свиным жиром), по постным дням - конопляным маслом. В Петровский пост орловские крестьяне ели «муру» или тюрю из хлеба, воды и масла. Праздничная пища отличалась тем, что ее лучше приправляли, то же самое «варево» готовили с мясом, кашу на молоке, а в самые торжественные дни жарили картофель с мясом. В большие храмовые праздники крестьяне варили студень, холодец из ног и потрохов .

Мясо не являлось постоянным компонентом крестьянского рациона. По наблюдениям Н. Бржевского пища крестьян, в количественном и качественном отношении не удовлетворяла основные потребности организма. «Молоко, коровье масло, творог, мясо, - писал он, - словом все продукты, богатые белковыми веществами, появляются на крестьянском столе в исключительных случаях – на свадьбах, при разговении, в престольные праздники. Хроническое недоедание – обычное явление в крестьянской семье» . Бедный мужик вволю ел мясо исключительно только на «загвины» т. е. в день заговения. По свидетельству корреспондента Этнографического бюро из Орловской губернии к этому дню крестьянин, как бы ни был беден, обязательно готовил себе мясного и наедался, так что на следующий день лежал с расстройством желудка. Редко крестьяне позволяли себе пшеничные блины с салом или коровьим маслом . Такое эпизодическое обжорство было характерно для русских крестьян. Сторонние наблюдатели, не знакомые с жизнью деревни, удивлялись, когда в период мясоеда, забив барана, крестьянская семья в течение одного – двух дней столько мяса, сколько, при умеренном потреблении, хватило бы ей на всю неделю.

Другой редкостью на крестьянском столе был пшеничный хлеб. В «Статистическом очерке хозяйственного положения крестьян Орловской и Тульской губерний» (1902) М. Кашкаров отмечал, что «пшеничная мука никогда не встречается в обиходе крестьянина, разве лишь в привозимых из города гостинцах, в виде булок и т. п. На все вопросы о культуре пшеницы не раз слышал в ответ поговорку: «Белый хлеб - для белого тела» . Из злаковых культур, употребляемых крестьянами в пищу, безусловное первенство принадлежало ржи. Ржаной хлеб фактически и составлял основу крестьянского рациона. Для примера, в начале ХХ в. в селах Тамбовской губернии состав потребляемых хлебов распределялся следующим образом: мука ржаная – 81,2 %, мука пшеничная – 2,3 %, крупы – 16,3 %.

Из круп, употребляемых в пищу в Тамбовской губернии, наиболее распространено было просо. Из нее варили кашу «сливуху» или кулеш, когда в кашу добавляли свиное сало. Постные щи заправляли растительным маслом, а скоромные щи забеливали молоком или сметаной. Основными овощами, употребляемыми в пищу, здесь являлись капуста и картофель. Морковь, свеклу и другие корнеплоды до революции в селах Тамбовской губернии выращивали мало. Огурцы появились на огородах тамбовских крестьян лишь в советское время. Еще позже, в предвоенные годы, на приусадебных участках стали выращивать помидоры. Традиционно в деревнях культивировали и употребляли в пищу бобовые: горох, фасоль, чечевицу .

Из этнографического описания Обоянского уезда Курской губернии следовало, что в зимние посты местные крестьяне ели кислую капусту с квасом, луком, соленые огурцы с картофелем. Щи варили из кислой капусты и квашеных бураков. На завтрак обычно был кулеш или галушки из гречневого теста. Рыбу употребляли в разрешенные церковным уставом дни. В скоромные дни на столе появлялись щи с мясом, творог с молоком. Зажиточные крестьяне в праздничные дни могли позволить себе окрошку с мясом и яйцами, молочную кашу или лапшу, пшеничные блинцы и коржики из сдобного теста . Обилие праздничного стола находилось в прямой зависимости от имущественного достатка хозяев.

Рацион воронежских крестьян мало, чем отличался от питания сельского населения соседних черноземных губерний. Ежедневно употреблялась, преимущественно, пища постная. В ее состав входили ржаной хлеб, соль, щи из капусты, каша, горох и также овощи: редька, огурцы, картофель. Скоромная еда состояла из щей с салом, молока и яйц. В праздничные дни в воронежских деревнях употребляли в пищу солонину, ветчину, кур, гусей, овсяный кисель, ситный пирог .

Повседневным напитком у крестьян была вода, в летнюю пору готовили квас. В конце XIX в. в селах черноземного края чаепитие распространено не было, если чай и употребляли, то во время болезни, заваривая его в глиняном горшке в печи. Но уже в начале ХХ в. из деревни сообщали, что «крестьяне полюбили чай, который они пьют по праздникам и после обеда. Более состоятельные начали приобретать самовары и чайную посуду. Для интеллигентных гостей кладут вилки к обеду, сами мясо едят руками» . Уровень бытовой культуры сельского населения находился в прямой зависимости от степени общественного развития села.

Обыкновенно порядок еды у крестьян был таков: утром, когда все вставали то подкрепляются кто чем: хлебом с водой, печеным картофелем, вчерашними остатками. В девять - десять утра садились за стол и завтракали варевом и картошкой. Часов в 12, но не позже 2 дня все обедали, в полдник ели хлеб с солью. Ужинали в деревне часов в девять вечера, а зимой и раньше . Полевые работы требовали значительных физических усилий и крестьяне, в меру возможностей, старались употреблять более калорийную пищу. Священник В. Емельянов, на основе своих наблюдений за жизнью крестьян Бобровского уезда Воронежской губернии, сообщал в Русское географическое общество: «В страдную летнюю пору едят четыре раза. В завтрак в постные дни едят кулеш с одним ржаным хлебом, когда вырастает лук то с ним. В обед хлебают квас, добавляя в него огурцы, потом едят щи (шты), наконец крутую пшенную кашу. Если работают в поле, то весь день едят кулеш, запивая его квасом. В скоромные дни к обычному рациону добавляют сало или молоко. В праздник - студень, яйца, баранина в щах, курятина в лапше» .

Семейная трапеза в селе производилась по раз заведенному порядку. Вот как описывал П. Фомин, житель Брянского уезда Орловской губернии традиционный порядок приема пищи в крестьянской семье: «Когда садятся обедать и ужинать, то все по начину хозяина начинают молиться Богу, за тем уж садятся за стол. Вперед хозяина никто ни одно кушанье не может начинать. Иначе попадет ложкой по лбу, хотя это был и взрослый. Если семья большая, детей отсаживают на полок и там кормят. После еды опять все встают и молятся Богу» . Трапеза в крестьянской семье была общей, исключение составляли члены семьи, выполнявшие срочную работу или бывшие в отлучке.

Во второй половине XIX века наблюдалась довольно устойчивая традиция соблюдения пищевых ограничений в крестьянской среде. Обязательным элементом массового сознания были представления о чистой и нечистой пище. Корова, по мнению крестьян Орловской губернии, считалась чистым животным, а лошадь нечистым, непригодной в пищу . В крестьянских поверьях Тамбовской губернии содержалось представление о нечистой пище: рыбы, плывущие по течению, считали чистой, а против течения нечистой.

Обо всех этих запретах забывали, когда деревню посещал голод. В условиях отсутствия в крестьянских семьях какого-либо значительного запаса продовольствия каждый неурожай влек за собой сами тяжкие последствия. В голодное время потребление продуктов сельской семьей сокращалось до минимума. С цель физического выживания в селе резали скот, пускали в пищу семенной материал, распродавали инвентарь. В голодное время крестьяне употребляли в пищу хлеб из гречихи, ячменя или ржаной муки с мякиной. Помещик К. К. Арсеньев после поездки в голодные села Моршанского уезда Тамбовской губернии (1892 г.) так описывал свои впечатления в «Вестнике Европы»: «Во время голода семьи крестьян Сеничкина и Моргунова кормились щами из негодных листьев серой капусты, сильно приправленных солью. Это вызывало ужасную жажду, дети выпивали массу воды, пухли и умирали» . Спустя четверть века в деревне все те же страшные картины. В 1925 г. (голодный год!?) крестьянин из с. Екатеринино Ярославской волости Тамбовской губернии А. Ф. Барцев писал в «Крестьянскую газету»: «Люди рвут на лугах коневой щавель, парят его и эти питаются. … Крестьянские семьи начинают заболевать от голода. Особенно дети, которые пухлые, зеленые, лежат без движения и просят хлеба» . Периодический голод выработал в русской деревне приемы физического выживания. Вот зарисовки этой голодной повседневности. «В селе Московское Воронежского уезда в голодные годы (1919 - 1921 гг.) существующие пищевые запреты (не есть голубей, лошадей, зайцев) мало имели значение. Местное население употребляло в пищу мало – мальское подходящее растение, подорожник, не гнушались варить суп из лошадины, ели «сорочину и варанятину». Ни кошек, ни собак в пищу не употребляли. Горячие кушанья делали без картофеля, засыпали тертой свеклой, поджаренной рожью, добавляли лебеду. В голодные годы не ели хлеба без примесей, в качестве которых употребляли траву, лебеду, мякину, картофельную и свекольную ботву и другие суррогаты. К ним добавляли муки (просяной, овсяной, ячменной) в зависимости от достатка» .

Конечно, все описанное выше это ситуации экстремальные. Но и в благополучные годы недоедание, полуголодное существование было обыденным явлением. За период с 1883 по 1890 г. потребление хлеба в стране уменьшилось на 4,4. % или на 51 млн. пуд в год. Потребление пищевых продуктов в год (в переводе на зерно) на душу населения составляло в 1893 г.: в Орловской губернии – 10,6 - 12,7 пуд., Курской – 13 - 15 пуд., Воронежской и Тамбовской – 16 - 19 пуд . В начале ХХ в. по Европейской России среди крестьянского населения на одного едока в день приходилось 4500 кал., при чем 84,7 % из них были растительного происхождения, в т. ч. 62,9 % хлебных и только 15, 3 % калорий получали с пищей животного происхождения . При этом калорийность дневного потребления продуктов крестьянами в Тамбовской губернии составляла – 3277, а в Воронежской – 3247. Бюджетные исследования, проведенные в довоенные годы, зафиксировали очень низкий уровень потребления российского крестьянства. Для примера, потребление сахара сельскими жителями составляло менее фунта в месяц, а растительного масла – полфунта .

Если говорить не об абстрактных цифрах, а о состоянии внутридеревенского потребления продуктов, то следует признать, что качество пищи прямо зависело от хозяйственного достатка семьи. Так, по данным корреспондента Этнографического бюро потребление мяса в конце XIX в. бедной семьей составляло 20 фунтов, зажиточной – 1,5 пуда. На приобретение мяса в зажиточных семьях тратилось в 5 раз больше средств, чем в семьях бедняков . В результате обследования бюджетов 67 хозяйств Воронежской губернии (1893 г.) было установлено, что расходы на приобретение пищи, в группе зажиточных хозяйств, составляли в год 343 руб., или 30,5 % всех расходов. В семьях среднего достатка соответственно 198 руб. или 46,3 %. Эти семьи, в год на человека, потребляла 50 фунтов мяса, в то время как зажиточные в два раза больше – 101 фунт .

Дополнительные данные о культуре быта крестьянства дают данные о потреблении селянами основных продуктов питания в 1920 - е гг. Для примера взяты показатели тамбовской демографической статистики. Основой рациона сельской семьи по-прежнему являлись овощи и продукты растительного происхождения. В период 1921 - 1927 гг., они составляли в деревенском меню 90 – 95 %. Потребление мяса было незначительным: от 10 до 20 фунтов в год. Это объясняется традиционным для деревни самоограничением в потреблении продуктов животноводства и соблюдением религиозных постов. С экономическим укреплением крестьянских хозяйств возросла калорийность потребляемой пищи. Если в 1922 г. в дневном рационе тамбовского крестьянина она составляла 2250 единиц, то к 1926 г. увеличилась почти вдвое и исчислялась 4250 калориями. В том же году калорийность дневного потребления воронежского крестьянина составляла 4410 единиц . Качественного отличия в потреблении продуктов питания различными категориями деревни не наблюдалось.

Из вышеприведенного обзора потребления пищи крестьянами черноземных губерний можно сделать вывод о том, что основу повседневного рациона сельского жителя составляли продукты натурального производства, в нем преобладали продукты растительного происхождения. Достаток пищи носил сезонный характер. Относительно сытый период от Покрова до святок сменялся полуголодным существованием в весенне – летнюю пору. Состав употребляемой пищи находился в прямой зависимости от церковного календаря. Питание крестьянской семьи выступало отражением хозяйственной состоятельности двора. Отличие в пище зажиточных и бедных крестьян заключалось не ее в качестве, а в количестве. Анализ традиционного набора продуктов питания и уровень калорийности крестьянской пищи дает основание утверждать, что состояние сытости никогда не было характерно для сельских семей. Отчуждение произведенной продукции не являлось результатом ее избытка, а выступало следствием экономической необходимости.

Жилище

Изба являлась традиционным жилищем русского крестьянина. Постройка дома для крестьянина это важный этап в его жизни, непременный атрибут обретения им статуса домохозяина. Усадьба под новостройку отводилась решением сельского схода. Заготовка бревен и возведение сруба обычно осуществлялась посредством мирской или соседской помочи. В селах региона основным строительным материалом выступала древесина. Избы строили из круглых неотесанных бревен. Исключение составляли степные районы южных уездов Курской и Воронежской губерний. Здесь преобладали мазанные малороссийские хаты.

Состояние крестьянских жилищ, в полной мере, отражало материальное достаток их владельцев. Сенатор С. Мордвинов, посетивший Воронежскую губернию с ревизией в начале 1880-х гг., в своем отчете сообщал: «Крестьянские избы пришли в упадок, и поражают своим убогим видом. Каменных строений у крестьян губернии отмечено: у бывших помещичьих – 1,4 %, у государственных – 2,4 % . В конце XIX в. зажиточные крестьяне в деревнях стали чаще строить каменные дома. Обычно сельские дома крыли соломой, реже дранкой. По наблюдениям исследователей, в начале ХХ в. в воронежских селах строили «хаты» из кирпича и под «жесть» - вместо прежних «рубленных», крытых соломой на «глину». Исследователь Воронежского края Ф. Железнов, обследовавший условия жизни крестьян в начале 1920-х гг., составил следующую группировку крестьянских изб (по материалам стен): кирпичные строения составили 57 %, на деревянные приходилось 40 % и на смешанные 3 %. Состояние построек выглядело так: ветхие – 45 %, новые – 7 %, посредственные – 52 % .

Состояние крестьянской избы и надворных построек выступало верным показателем хозяйственного состояния крестьянской семьи. «Плохая изба и развалившийся двор – первый признак бедности, о том же свидетельствуют отсутствие скотины и мебели». По убранству жилища можно было безошибочно определить материальное положение жильцов. Корреспонденты Этнографического бюро так описывали внутреннюю обстановку домов бедных и зажиточных семей: «Обстановка семьи бедного крестьянина – это тесная ветхая лачужка вместо дома, да хлевишко, в котором есть одна лишь коровенка и три – четыре овцы. Бани, амбара и овина нет. У зажиточного всегда новая просторная изба, несколько теплых хлевов, в которых помещаются 2-3 лошади, три - четыре коровы, два – три теленка, два десятка овец, свиньи и куры. Есть баня и амбар» .

Русские крестьяне были весьма непритязательными в домашнем обиходе. Постороннего человека, прежде всего, поражал аскетизм внутреннего убранства. Крестьянская изба конца XIX в. мало, чем отличалась от сельского жилища века предыдущего. Большую часть комнаты занимала печь, служащая, как для обогрева, так и для приготовления пищи. Во многих семьях она заменяла баню. Большинство крестьянских изб топились «по-черному». В 1892 г. в с. Кобельке Богоявленской волости Тамбовской губернии из 533 дворов 442 отапливались «по-черному» и 91 «по белому» . В каждой избе был стол и лавки вдоль стен. Иная мебель практически отсутствовала. Не во всех семьях имелись скамейки и табуретки. Спали обычно зимой на печах, летом на полатьях. Чтобы было не так жестко, стелили солому, которую накрывали дерюгой. Как здесь не вспомнить слова воронежского поэта И. С. Никитина.

Невестка за свежей соломкой сходила,

На нарах в сторонке ее постлала, -

К стене в изголовье зипун положила.

Солома служили универсальным покрытием для пола в крестьянской избе. На нее члены семьи отправляли свои естественные надобности, и ее, по мере загрязнения, периодически меняли. О гигиене русские крестьяне имели смутное представление. По сведениям А. И. Шингарева, в начале ХХ в., бань в с. Моховатке имелось всего две на 36 семейств, а в соседнем Ново - Животинном одна на 10 семейств. Большинство крестьян мылись раз - два в месяц в избе, в лотках или просто на соломе . Традиция мытья в печи сохранялась в деревне вплоть до В. О. В. Орловская крестьянка, жительница села Ильинское М. П. Семкина (1919 г. р.) вспоминала: «Раньше купались дома, из ведерки, никакой бани не было. А старики в печку залезали. Мать выметет печь, соломку туда настелет, старики залезают, косточки греют» .

Постоянные работы по хозяйству и в поле практически не оставляли крестьянкам времени для поддержания чистоты в домах. В лучшем случае раз в день из избы выметали сор. Полы в домах мыли не чаще 2 - 3 в год, обычно к престольному празднику, Пасхе и Рождеству. Пасха в деревне традиционно являлся праздником, к которому сельские жители приводили свое жилище в порядок. «Почти каждый крестьянин, даже бедный, - писал сельский учитель, - перед Пасхой непременно зайдет в лавку купит 2 - 3 куска дешевеньких обоев и несколько картин. Перед этим тщательно вымывают потолок, и стены дома с мылом» .

Посуда была исключительно деревянной или глиняной. Деревянными были ложки, солонки, ведра, глиняными – крынки, миски. Металлических вещей было совсем мало: чугуны, в которых варили пищу, ухват для вытаскивания из печи чугунов, насаженный на деревянную палку, ножи. Освещались крестьянские избы лучиной. В конце XIX – начале XX века крестьяне, сначала зажиточные, стали приобретать керосиновые лампы со стеклом. Потом в крестьянских избах появились часики – ходики с гирями. Искусство пользоваться ими состояло в умении регулярно, примерно раз в сутки, подтягивать цепочку с гирей, и, главное, установить по солнышку стрелки так, чтобы они давали хотя бы примерную ориентировку во времени.

Участившие связи с городом, подъем материального состояние крестьян в период нэпа благотворно отразились на состоянии крестьянского жилица. По сведениям авторов сборника «Русские» во второй половине 20-х гг. ХХ в. во многих селениях было построено и отремонтировано около 20 - 30 % имеющихся домов. Новые дома составляли около трети всех построек в Никольской волости Курской губернии . В период нэпа дома зажиточных крестьян были перекрыты железными крышами, под ним подводился каменный фундамент. В богатых домах появлялась мебель, хорошая посуда. Входили в быт занавески на окнах, парадную комнату украшали живыми и искусственными цветами, фотографиями, на стены клеили обои. Однако эти изменения не коснулись бедняцких изб. Крестьянин В. Я. Сафронов, житель с. Краснополье Козловского уезда в своем письме за 1926 г., их состояние описал так: «Изба деревянная, гнилая. Окна на половину заткнуты соломой или тряпками. В избе темно и грязно …» .

Одежда

В одежде крестьян губерний центрального Черноземья сохранялись традиционные, архаические черты, сформировавшиеся в далекой древности, Но в ней отразились и новые явления характерные для периода развития капиталистических отношений. Мужская одежда была более или менее единообразной для всей территории, изучаемого региона. Женская одежда отличалась большим разнообразием, несла на себе отпечаток влияния на южнорусский костюм одежды этнических образований, в частности мордвы и малороссов, проживавших на данной территории.

Крестьянская одежда подразделялась на повседневную и праздничную. Преимущественно крестьянское платье было домотканым. Только часть зажиточная деревни позволяла покупать себе фабричные ткани. По сведения из Обоянского уезда Курской губернии в 1860 –е гг. мужчины в деревне носили посконное белье домашнего изготовления, рубаху с косым воротом, длиною до колен и порты. Рубаха подпоясывалась тканным или сученым пояском. В праздничные дни надевали льняные рубахи. Зажиточные крестьяне щеголяли в рубахах из красного ситца. Верхнюю одежду летом составляли зипуны или свиты. По праздникам носили домотканые балахоны. А крестьяне побогаче – кафтаны тонкого сукна .

Основу обыденной одежды тамбовских крестьянок составлял традиционный южнорусский костюм, испытывавший в конце XIX века значительное влияние городской моды. Как отмечают специалисты, в деревне изучаемого региона происходил процесс сокращения территории распространения поневы, замены ее сарафаном. Девушки и замужние бабы в Моршанском уезде Тамбовской губернии носили сарафаны. В ряде мест у селянок сохранилась клетчатая или полосатая «панёва», на головах «кокошники» и волосники с возвышениями или даже рогами. Привычная женская обувь «коты» (чоботы) уступили место башмакам или полусапожкам «со скрипом» .

Праздничная одежда крестьянок отличалась от будничной различными украшениями: вышивками, лентами, цветными головными платками. Ткани с орнаментом, который был оригинален для каждой местности, селянки изготовляли на домашних станках. В праздничную одежду наряжались не только по праздникам, на деревенские гуляния и посиделки, в церковь, при приеме гостей, но и на некоторые виды работ, сенокос.

Этнограф Ф. Поликарпов, исследовавший в начале ХХ в. быт крестьян Нижнедевицкого уезда Воронежской губернии, отмечал: «Появляются щеголи, надевшие «гасподские» рубахи – косоворотки из ситца, легкие сапоги, перестают носить на поясе «гаманы». Даже в пределах одного уезда этнографы обнаруживали разнообразие сельской одежды. «В одних местах носят «панёвы» - черные клетчатые юбки, в других «юпки» красных цветов, с широкой обшивкой у подола – из лент и позумента. Девушки носят преимущественно сарафаны. Из верхней одежды на юго-востоке Нижнедевицкого уезда носят «зипуники», а на северо-востоке уезда «шушпаны». Везде обувью являются лапти с «анучами» и «партянками». В праздничные дни одевают тяжелые и широкие сапоги с подковами. Крестьянские рубахи скроены неаккуратно – широкие и длинные, пояс подвязывали «пот пуза», цепляя на него «гаман» .

Новшеством в сельском моде являлся и материала, из которого было сделано платье. Ткань фабричного производства (шелк, сатин) практически вытеснила домотканое сукно. Под влиянием городской моды изменился крой крестьянского платья. Крестьянин С. Т. Семенов об изменениях в одежде крестьян начала ХХ в. писал, что «самотканки вытеснялись ситцем. Зипуны и кафтаны заменились кофтами и пиджаками» . Мужчины надевали поддевки, пиджаки, штаны не «набойчатые», а суконные и бумажные. Молодые люди ходили в пиджаках, подпоясывая брюки ремнями с пряжками. В прошлое уходили традиционные женские головные уборы. Сельские девушки ходили с непокрытой головой, украшая ее искусственными цветами, накидывая платок на плечи. Деревенские модницы носили приталенные кофточки, «польты», шубки. Обзавелись зонтиками и калошами. Последние стали «писком» деревенской моды. Их носили больше для украшения, т. к. надевали в тридцатиградусную жару, идя в церковь .

Крестьянский быт выступал не только показателем социально - экономических и культурных условий развития русского села, но и проявлением обыденной психологии его жителей. Традиционно в деревне большое внимание уделялось показной стороне жизни семьи. В деревне хорошо помнили, что «встречают по одежке». С этой целью зажиточные хозяева и в будние дни носили высокие сапоги с бесчисленными сборками («в гармошку»), и в теплую погоду накидывали на плечи синие тонкого фабричного сукна кафтаны . А, что не могли показать, о том говорили, что «дома у них на столе самовар и часы на стене, и едят они на тарелках мельхиоровыми ложками, запивая чаем из стеклянных стаканов». Крестьянин всегда стремился к тому, чтобы у него было все не хуже чем у соседа. Даже при небольших средствах свободные денежные средства вкладывались в строительство дома, покупку хорошей одежды, иногда мебели, в устройства праздника «на широкую ногу», чтобы в деревне создавалось впечатление о зажиточности хозяйство. Семейный достаток необходимо было демонстрировать повседневно, как подтверждение хозяйственного благополучия.

Список литературы:

Анфимов. А. М. Российская деревня в годы первой мировой войны. М., 1962.

Арсеньев К. К. Из недавней поездки в Тамбовскую губернию // Вестник Европы. Кн. 2. 1892.

Архив Русского географического общества. Раз. 19. Оп. 1. Ед. хр. 63. Л. 9об.

Архив Российского этнографического музея. Ф. 7. Оп. 1.

Бржеский Н. Очерки аграрного быта крестьян. Земледельческий центр России и его оскудение. СПб., 1908.

Быт великорусских крестьян – землепашцев. Описание мат-лов этнограф. бюро кн. В. Тенишева. СПб., 1993.

10 июля 2013, 10:11

Русское крестьянство, русская деревня - это самая большая потеря России за двадцатый век. Как класс, как слой населения страны, носитель уникальной культуры, русский крестьянин исчез, исчезла и русская деревня.
На этой теме возникло много разнообразных спекуляции и мифов.
Вот один из них. Крестьяне до революции были поголовно нищими, босыми и голыми. Их нещадно обирали помещики, которые ради французской вазы вывозили хлеб пароходами на Запад, а народ голодал. Но если присмотреться по внимательней, то выясниться, что помещики, в России к семнадцатому году были не основными землевладельцами. Дворяне, с их любовью к прожиганию жизни, поместья свои теряли, продавали. Вспомнить хотя бы пьесу "Вишневый сад" Чехова. Там как раз наглядно всё это показано. Землю чаще всего скупали те, кого принято было называть кулаками, новая сельская буржуазия из разбогатевших крестьян. Вот эта прослойка и становилась основным землевладельцем в Российской Империи. Так же земля находилась в собственности крестьянской общины. Так что как-то сложно представить, что крестьян обирали помещики.

Миф второй. Если сейчас спросить любого - где же в то время крестьяне жили лучше чем в России? То все дружно укажут на Запад. Там и только там крестьяне, точнее фермеры, жили и живут очень зажиточно. А так ли это было?
Вообще, труд крестьянина в любой стране тяжелый, и не так что-бы высокооплачиваемый. Поэтому любопытно сравнить, с помощью фото, жизнь русских крестьян и их иностранных коллег.

Вот немецкие крестьяне конца девятнадцатого века:

А вот русские начала 20 века.

А вот американские фермеры убирают урожай, тоже начало 20 века.

Г-жа Бизи и ее семья (польские эммигранты). Все они работают в полях вблизи Балтимора. Балтимор, штат Мэриленд. Июль 1909:

А вот польские крестьянки убирают урожай, 1925 г.

Ирландские крестьяне у своего дома:

Ирландские селянки, 1913 год:

Польские крестьянки на рынке в Кракове:

Дом немецких крестьян. Покрытая соломой крыша говорит по всей видимости о богатстве владельца:

Дом по-богаче. Тоже Германия:

Типичный вид испанской провинции в начале 20 века:

А вот так жили фермеры в Ирландии в начале двадцатого века:

Жители польского местечка Lowicz нарядились на воскресную службу в церковь, но всё внимание на дом:

Австрийское местечко Wagrain, 1929

Литовское село, конец 19 в.(Литва тогда входила в состав Российской империи)

А вот это уже Россия. Конец девятнадцатого века.
Фото современное, но дом как раз начала двадцатого века в России.

А вот то, что нельзя увидеть заграницей. Такое делают только русские:

Типичная крестьянская изба в новгородском музее деревянного зодчества под открытым небе в селе Витославицы:

Предметы крестьянского быта:

Интерьер крестьянской избы начала 20 века:

А это уже Норвегия. Типичное жильё норвежского фермера из этнографического музея под открытым небом. Такие вот простые милые избушки без излишеств:

и внутреннее убранство:

Фотография норвежской деревни, датированная 1910 годом:

А это крайний Запад Украины, хотя, быть может, и нынешняя юго-восточная окраина Польши, 1920 г.

Ну а американские "богатые" фермеры жили приблизительно так:

Вся семья за работой:

Часто признаком бедности русской деревни считают отсутствие обуви в летний период у крестьян. Что не совсем правда.

А если присмотреться к обуви фермеров?
Фермерские дети. Англия двадцатые годы:

Русские босоногие дети. Фото Прокудина-Горского, 1909 год:

Девочки в повседневной одежде. Ярославская губ. д. Овинчищи 1915 г:

Объяснение этому простое. Конечно были и бедные, которые себе обуви позволить не могли, но кроссовок и кед тогда не было. Обувь была кожаная, дубовая. Для эксперимента, оденьте такие туфли, и походите по пересеченной местности летом недельку. Посмотрите, что будет с ногами и обувью. Для полноты эксперимента перейдите пашню поперёк борозды пару раз. Сразу поймете - почему в те дремучие времена летом ходили босиком.

Дети тогда работали везде и начиная с трёхлетнего возраста уже пытались прокормить самих себя и помочь семье.

Роза Байодо, 10 лет. Батрачит здесь уже 3-е лето. Белые Болота, Браунс Милл, Нью-Джерси. 28 сентября 1910:

Семья Арнао. Вся семья работает. Джо 3 года. Мальчику 6 лет, девочке 9 лет. Кэннон, штат Делавэр, США, 28 мая 1910 года:

Ещё одна семья собирает ягоды, США

Мальчик собирает хлопок, Оклахома, США, 1916 год

Июль 1915 года. На сборе урожая сахарной свеклы в возде Шугар-Сити, Колорадо: 6-летняя Мэри, 8-летняя Люси и 10-летняя Итан.

Сбор сахарной свеклы в Висконсине, июль 1915 года:

А это уже русские дети. Рязанская губ., 1913 год

Девочки кружевницы за плетением узоров. Московская губ. село Куликово 1913 г.

И в заключении поста представители разных народов Европы, а также русские крестьяне в национальных костюмах и в праздничной одежде. Фотографии также хорошо отражают быт того времени:

Россия, конец 19 века.

Земля Баден, Германия, начало 20 века

Там же

Молодая ирландка в старинном костюме, деревня (Кладда) в графстве Голуэй (Galway), 26 мая 1913 г

Ещё одна ирландка, 20-е годы 20 века

Венгры

Валлийки, Уэльс, начало 20 века.

Норвежка, 1913 год

Испанка в национальном костюме

Голландцы, 1910 год

Вендская женщина (т.е. лужицкая сербка) в традиционном наряде, Германия

Группа польских крестьян на повозке.

Молодая польская селянка нарядилась на воскресную службы в церковь

Украинская селянка, 1909 год

Бретонская пара в традиционной одежде, Франция, 1920 г.

Сёстры из Эльзаса, Франция, 1918 г.

Русские женщины в традиционной одежде, между 1908 и 1917 г.

И еще немного фотографий русской деревни и быта конца девятнадцатого, начала двадцатого века:

Масленица в Енисейской губернии

Крестьяне Костромской губернии, 1907 год

Молодая крестьянка в будничной одежде. Вологодская губ. д. Усть Топса 1911 г.

Зажиточный крестьянин в повседневной одежде. Московская губ. с. Куликово 1913 г.

Старик и старуха. Рязанская губ., Касимовский у. 1910

Сестры в праздничной одежде. Ярославская губ. д. Овинчищи 1915 г.

Молодая крестьянка в праздничном костюме. Костромская губ. г. Галич 1907 г.

Отец с сыном перед охотой. Вятская губ. 1907 г.

Украинская переселенка, Енисейская губерния, 1910 г.

Перевоз приданого невесты в дом жениха. Владимирская губ. 1914

Бабушка с колыбелью внука, 1914

Крестьянка мнёт лён, Пермская губ., 1910 год

Девушка с земляникой, 1909 год.

Закирова А.А.

Введение

Актуальность темы. Коренные изменения, происходящие в нашей стране, породили противоречия между потребностью в позитивных социально-культурных преобразованиях в обществе и недостатком высокодуховных людей, готовых их осуществлять. Сегодня как никогда очевиден кризис духовно-нравственной жизни, корнями своими уходящий в прошлые столетия. И в настоящее время происходят быстрые и значительные социально-экономические и духовно-нравственные изменения в российском обществе и государстве. В такие времена увеличивается потребность в изучении переломных периодов отечественной истории.

Для восстановления более полной и глубокой исторической картины событий конца XIX начала XX веков необходимо изучение духовно-нравственного состояния русского общества поскольку, эти события имели не только социально-экономические, но и духовно-нравственные характеристики, ранее не достаточно проанализированные историками. Дополнение изученных исторических событий фактами более глубокого духовно-нравственного порядка сформировало особое направление данного исторического исследования, проблема которого является актуальной для современных историков, политологов, социологов и богословов.

В конце XIX - начале XX веков, несмотря на уско­ряющееся индустриальное развитие, основным сословием в России оставалось крестьянство. Согласно переписи 1897 года, его численность со­ставляла 84,1% от всего населения европейской России и 77,1% по империи в целом. В среднем материальное положение крестьянства улучша­лось.

Объект исследования – организация быта в период времени конца XIX – начала XX века.

Предмет исследования – организация и бытовые условия русских рабочих.

Цель работы – изучить быт русских рабочих конца XIX – начала XX века.

Задачи реферативного исследования:

1. Изучить бытовые условия и предметы быта русских рабочих;
2. Ознакомится с общественно-бытовым укладом русского населения XIX- XXвв.
3. Рассмотреть трудовые условия работы русского населения.

1. Быт русских рабочих конца XIX – начала XX века

1.1 Бытовые условия

В XIX веке крестьяне жили большими патриархальными семьями, которые начали распадаться только к концу века. Большие семьи, тяжелый разнообразный труд, суровый климат заставляли северян строить дома-комплексы, объединяющие жильё и хозяйственные постройки. На деревенских улицах обычно стояло по нескольку десятков монументальных домов, в каждом из которых жила одна крестьянская семья. Рядом с домами строились амбары; ближе к реке, озеру - бани; за околицей - риги с гумнами.

При строительстве дома все грубые работы делал любой мужик, владея топором, а для исполнения более тонкой работы приглашали мастеров. Огромный дом хорош снаружи, хотя почти не сохранил резных украшений, но особенно волнующе красив внутри. Живое, тёплое дерево, все с любовью сделано руками хозяина, продуманно, соразмерно, крупно.

Впереди жилая половина, сзади - хозяйственная, между ними сени. Дом получается длинным, жилая и хозяйственная половины - одной высоты. Основной этаж приподнят метра на два. Под жилой половиной - подполье, используемое как кладовая. Первые русские печи были без трубы, топились по-чёрному, и в нашем крае тоже. Была деревянная труба для выхода из избы дыма, который расстилался по всему потолку. С заселением Карелии новгородцами появились мастера-печники, имевшие опыт возведения печей в боярских теремах, которые топились по-белому, то есть дым из печи выходил в трубу. Жилая половина разделена русской печью, дверью и заборкой (шкафной перегородкой) на две самостоятельные части, что объясняет наличие двух красных углов.

1.2 Предметы быта

Посуда представлена средними и крупными сосудами, мисками, горшками, кринками круглодонной формы, изготовленными из хорошо отмученной глины с примесью песка, толчёного кварца. Обжиг сильный, но неровный. По-видимому, изделия обжигались в открытых кострищах.

Неотъемлемую часть быта составляла деревянная посуда. При её изготовлении мастера больше внимания уделяли форме вещи, а не её украшению. Массивные долблёно-резные ковши, различной величины чаши, миски, солонки, ложки - во всех этих изделиях ощущается стремление удачно подобрать пропорции, форму. Материалом служили сосна, ель, берёза, прочные берёзовые наросты - капы.

Значительную часть домашней утвари составляли изделия из бересты. Из неё делали туеса, корзинья, кошели, солоницы, бураки (корзины). Берестяные туеса - сосуды цилиндрической формы из цельного куска бересты для молока или воды служили до 25 лет. Домашняя утварь изготавливалась также из ивовых прутьев, луба. Лубяные короба, сита и т. п. делали из тонких кусков дерева (осины, липы). Из дерева же делали грабли, вальки, пяльца, детали ткацких станков, охотничьи лыжи.

Металлические изделия, в частности замки, кованые сундуки, имели эстетическую ценность, так как мастеровые придавали им изящную форму. Мастерство кузнеца передавалось из поколения в поколение, по родственной линии. Материалом железных изделий служила местная руда: болотная, озёрная, горная.

Разнообразны и красивы были орнаментированные расписными узорами хозяйственные и бытовые принадлежности. Они привлекли внимание ещё дореволюционных исследователей, отмечавших, что «любовь к живописи в деревне несомненна, нередко было встретить избу, в которой множество предметов домашней обстановки, шкафы, сундуки, двери разукрашивали любопытной живописью, странной, фантастической, но удовлетворяющей вкусам деревни». В наших деревнях заборки, двери, шкафчики были покрыты кистевой росписью, близкой к манере выгорецких мастерских. Характеризуя предметы быта, орудия труда, можно сказать, что все они являются произведениями народного искусства, хотя главным принципом была целесообразность изготовленных предметов, практичность, нужность.

2. Общественный быт русского города XIX - начала XX вв.

2.1 Культура народа

С 1890-х годов в русских городах распространяются и другие сословно-профессиональные клубы, объединяющие более широкие слои горожан. Были так называемые приказчичьи, или коммерческие, клубы, вокруг которых группировались служащие казенных учреждений и частных фирм, чиновники низших рангов, торговцы из мещан и часть купечества - средние слои горожан, ориентирующиеся в своих устремлениях на буржуазно-дворянскую верхушку. Здесь проводили свободные вечера, развлекались. Существовали клубы на небольшие членские взносы и добровольные пожертвования. Основной упор делался на благопристойность поведения, на соблюдение приличий и хорошие манеры.

Попыткой создать клубы для народа явилась организация в городах в начале XX в. Народных домов. Они отличались от сословно-профессиональных клубов открытостью и тем, что помимо развлечений (игры, танцы), в них силами местной демократической интеллигенции велась культурно-просветительная работа (устраивались спектакли, читались лекции, показывались «туманные картинки» (диапозитивы) на общеобразовательные темы). Посещали Народные дома рабочие, тянущиеся к просвещению. Такое же значение имели и воскресные школы, которые на общественных началах устраивали отдельные представители интеллигенции, чаще всего учителя. Школы посещали рабочие, ремесленники и все те, кто хотел получить или пополнить образование. В их составе преобладали молодые мужчины. Очень часто такие школы использовались политиками для революционной пропаганды.

Другим видом объединений в городах были различные общества по интересам, любительским или профессиональным (краеведческие, агрономические, коневодческие, спортивные и др.). Все они имели свой устав, кассу, иногда библиотеку. Общества врачей и краеведов на своих собраниях заслушивали сообщения на профессиональные темы, которые иногда издавались; сельскохозяйственные общества, состоявшие в основном из помещиков и крепких хозяев - крестьян с хуторов, - устраивали выставки плодов, продуктивного скота, лошадей. Имели распространение и любительские кружки - театральные, литературно-художественные. Вся эта сфера общественной деятельности не была обширна, однако имела широкий общественный резонанс, поскольку несла просвещение и культуру в массы горожан и населения ближайшей сельской округи.

Среди мелкого мещанства, ремесленников и мастеровых широко бытовали уличные игры. Играли дети, подростки и взрослые парни и девушки чуть ли не до свадьбы. Для этих игр было характерно заметное разделение на мужские и женские - мужские игры требовали от участников большей силы и ловкости. Парни играли в городки, в бабки, в чехарду, ходили на ходулях, запускали змея. В лапту тоже играли больше парни. Девушки бегали в догонялки, играли в камешки, бусины («верстки»). Молодые люди из «приличных» семей в уличных играх участия не принимали. Они забавлялись в своей среде при выезде за город или собравшись компанией знакомых и родственников в своем саду или во дворе. В ходу были кегли и мяч, реже - крокет, гольф; дети качались на качелях, гоняли обруч.

В зимнее время в городском саду заливали каток. По вечерам здесь зажигали фонари, иногда играл оркестр. Вход был платный. Молодежь каталась парами или небольшими группами. Любимое зимнее занятие молодежи из простых семей - катание с гор на салазках, скамеечках, ледянках. Такие развлечения шли с наступления зимы до таяния снегов.

В 1900-е годы начинают развиваться спортивные занятия: езда на велосипеде, игра в футбол. Это касалось более всего молодых людей из чиновников, служащих и коммерческого круга. Представителей офицерско-помещичьей среды более занимал конный спорт; впрочем, любоваться зрелищем конных состязаний, особенно бегов, любили все горожане. На бега собиралось множество народа разного звания и состояний.

Среди простонародья в мужских компаниях имели место различные состязания в силе и ловкости - например, в подъеме тяжестей на спор. Особое место занимала сохранившаяся с древности молодецкая забава - кулачные бои, устраивавшиеся с четверга масленичной недели до конца сентября-октября, включая период осенних ярмарок. Наибольшее распространение эта забава получила среди ремесленников, мелких торговцев, некоторой части рабочих, особенно в провинциальных городах.

На общественную жизнь села и города большое влияние оказывала церковь, для подавляющего большинства населения - православная. Религиозно-бытовой регламент, касавшийся самых различных сторон жизни, был своего рода законом общественного и личного поведения людей. Чередование труда и отдыха, формы и характер проведения досуга во многом определялись датами религиозного календаря, обязательного для всех. Выполнение религиозных предписаний в домашнем быту обусловливалось не только чувством верующего, «страхом Божиим», но и контролем семьи, особенно старшего поколения, следившего за соблюдением подобающего отношения к иконам, постам, молитвам и т.п. Каждый крестьянин и городской житель как член церковной общины принимал участие в общественных действиях, связанных с отправлением культа. Основу религиозно-общественной жизни составляли посещения церкви, прием священника с клиром, делающего обход своего прихода с молебствием раза 4 в год, большие крестные ходы, регулярные или эпизодические, обряды, связанные с важнейшими моментами в жизни людей. Само отправление культа являлось делом общественным.

Значительное место в жизни русского человека занимало регулярное посещение церкви. По субботам, воскресеньям и особенно в дни больших праздников в церковь отправлялись не только взрослые, но и дети. В большие посты полагалось говеть, исповедоваться и причащаться. За всем этим наблюдало и духовенство и само общество через те или иные группы, осуществлявшие социальный контроль (в городе - через отдельные социально-бытовые группы, в селе - через сельскую общину, с которой церковная община часто совпадала). Из тех, кто разделял атеистические взгляды или колебался в вере, лишь немногие могли себе позволить пренебрегать христианскими «обязанностями». Такое поведение осуждалось и в лучшем случае, если человек имел вес в обществе, квалифицировалось как чудачество. Само посещение церкви рассматривалось не только как религиозный, но и как светский акт, дававший возможность для общения. У обедни, вечерни, заутрени люди регулярно встречались друг с другом. Церковь давала возможность «видаться» родственникам, друзьям, знакомым. Разговаривали, узнавали новости, присматривали женихов и невест. Пребывание «на глазах» общества заставляло обращать особое внимание на свою одежду, манеры. Приходили задолго до службы и потом расходились не сразу. Церковная площадь в праздники становилась своеобразным центром общественной жизни. Здесь часто развертывалась и уличная торговля лакомствами, мелочами, детскими игрушками.

Много народу в дни больших религиозных праздников и престольных дней собиралось к многочисленным монастырям, к святым местам, к храмам с чудотворной иконой. Паломники прибывали не только из ближайшей округи, но и из дальних мест. Они располагались по трактирам, по крестьянским, мещанским домам и жили по нескольку дней. Здесь складывался свой специфический общественный быт, создавалась мистическая атмосфера.

Особое место в религиозной общественной жизни занимали большие крестные ходы, которые устанавливались по разным поводам, связанным с историей данной местности или всей страны (избавление от эпидемии, падежа скота, в честь победы в Отечественной войне 1812г.), или были эпизодическими (моление о дожде во время засухи). Процессии бывали длительные и многолюдные, в них принимало участие почти все население церковных приходов, и особенно охотно - простонародье. Крестный ход как религиозный и бытовой обряд сложился давно и со временем почти не менялся. В 1900-е годы в городах во время крестных ходов наблюдался своеобразный уличный быт с лоточной торговлей и некоторыми развлечениями.

Большую роль в жизни городского населения играли обряды и обычаи, приуроченные к датам христианского календаря. Еще в начале XX в. обрядовый календарь, содержащий многие напластования отдаленных времен, на большей части территории расселения русских сохранял свою традиционную специфику, хотя многие архаические обряды к тому времени ушли из жизни, а смысл других был забыт, и они, смешавшись с необрядовыми бытовыми формами, воспринимались как праздничная забава.

Общественная жизнь, связанная с народной календарной обрядностью, проявлялась главным образом в совместных гуляниях и праздничных развлечениях, имевших множество локальных различий. Рождественско-новогодний цикл обычаев и обрядов, связанных с зимним солнцеворотом и направленных на обеспечение плодородия и всяческого благополучия в наступающем году, назывался святками. Святки были самым оживленным и веселым временем года, особенно для молодежи. По неписанным законам, в обязанность молодежных групп (территориальных или социально-бытовых) входила организация и проведение рождественских и новогодних колядований, широко распространенных в России. Молодые люди веселой гурьбой обходили дома с пожеланиями хозяевам всяческого благополучия и получали за это вознаграждение, чаще всего съестными припасами. Утром на Новый год по домам ходили мальчики. Они поздравляли хозяев, исполняли праздничный тропарь и «засевали» - рассыпали семена. Детей обычно одаривали мелочью. Все, что колядовщики получали от хозяев, шло на устройство праздничных вечеринок и бесед, которые, как уже отмечалось, отличались особым разгулом и многолюдностью.

2.2 Трудовые условия для работы русского населения в конце XIX - начале XX веков

Чрезвычайно сложные и многоплановые проблемы объединены понятием «рабочий вопрос» в России. К ним относятся формирование рабочего класса, численность и структура, состав, условия труда и уровень жизни рабочих, правовое и политическое положение и др. С учетом исследовательских задач монографии, автором очерка поставлена триединая задача: исследовать взаимоотношения между правительством - предпринимателями - рабочими, ибо политика, проводимая государственной властью, была одним из существенных рычагов, регламентирующих отношения предпринимателей и рабочих (главным образом, через фабрично-заводское и трудовое законодательство). Социальная политика, осуществляемая владельцами предприятий, являлась не только регулятором их взаимоотношений с рабочими, но и важной сферой предпринимательской деятельности.
Власть, предприниматели и рабочие в 1860-1870-х гг. 60-70-е годы XIX века - начало больших перемен в стране. Это было и время интенсивного старта в попытках решения «рабочего вопроса». Падение крепостничества явилось одним из величайших событий в истории России XIX века. С реформой 1861 г. были связаны коренные изменения в политической и социально-экономической жизни страны. Одним из важнейших ее итогов было образование свободного рынка наемного труда людей, лишенных средств производства и живущих исключительно продажей своей рабочей силы. Система наемного труда стала основой развития народного хозяйства России. Быстрое развитие капитализма в пореформенный период умножало ряды наемных рабочих, превращало их в класс российского общества. Последнее было неразрывно связано и с промышленной революцией, происходившей в стране в 50-90-е годы XIX века.

В ходе промышленной революции в России была создана и утвердилась крупная машинная индустрия, и сложился новый социальный тип постоянных рабочих, концентрировавшийся на крупных предприятиях в ведущих промышленных центрах страны. Шло формирование рабочего класса, основу которого составляли постоянные рабочие, лишенные средств производства, разорвавшие связь с землей и собственным хозяйством и весь год трудившиеся на фабриках и заводах.

Однако уже к концу 1850-х годов в правительственных кругах среди наиболее либеральных их представителей зрело понимание того, что с освобождением крестьян уже нельзя сохранять прежние законы о рабочих, что необходимость разработки фабрично-заводского законодательства очевидна. С этого времени различными российскими ведомствами стали создаваться одна за другой особые комиссии. Первая из них была образована в 1859 г. в Петербурге при столичном генерал-губернаторе. В ее работе активное участие принимали петербургские предприниматели. На комиссию была возложена задача провести обследование фабрик и заводов Петербурга (и его уезда) - крупнейшего торгово-промышленного центра, где было сконцентрировано и наибольшее число рабочего населения.

Итогом работы комиссии стала подготовка «Проекта правил для фабрик и заводов в С.-Петербурге и уезде», регламентировавших условия труда рабочих и ответственность предпринимателей.

В 60-70-е годы XIX в. положение рабочих оставалось бесправным и характеризовалось жестокими формами труда. Зачастую на фабрично-заводских предприятиях действовали правила внутреннего распорядка, составленные самими владельцами и вводимые без всяких объяснений рабочим. В Московской губернии наиболее типичным был 12-часовой рабочий день, но на ряде предприятий он продолжался 14, 15, 16 часов и больше. На большинстве фабрик велико было число рабочих дней в году, а воскресные работы - обычным явлением. Рабочие подвергались крайнему произволу со стороны хозяев. Последние включали в рабочий договор такие пункты, которые лишали рабочего всякой свободы. Система штрафов была развита до виртуозности. Нередко размер штрафов совсем не определялся заранее. Штрафы с рабочих, взимавшиеся по самым разнообразным поводам и без повода, без указания причины, поступали в полное распоряжение предпринимателя. Они доходили иногда до половины заработка, т.е. рабочий из заработанного рубля отдавал хозяину 50 коп. Бывали случаи, когда сверх штрафов назначалась еще неустойка, например, 10 рублей за уход с фабрики. Общая сумма штрафов достигала на некоторых фабриках нескольких тысяч рублей в год и являлась немаловажным источником дохода.

Фабриканты считали себя вправе, вопреки закону, запрещавшему им самовольно понижать заработную плату, до истечения срока договора, уменьшать ее в любое время по своему усмотрению.

Рабочие должны были выпрашивать у фабриканта заработанные ими деньги как особую милость. На некоторых фабриках практиковался и такой порядок: они совсем не выдавались рабочему на руки в течение года (до окончания срока по найму). Конец 1860 - начало 1870-х годов ознаменовались нарастанием недовольства рабочих и усилением рабочего движения. Особенно обостряются отношения между рабочими и предпринимателями в текстильной, прежде всего хлопчатобумажной, промышленности - ведущей отрасли в стране.

В ходе стачечного движения 1870-х годов правительство и его местные органы, полиция и жандармерия принимали все меры для подавления рабочих выступлений, преследуя активных их участников, преимущественно в административном порядке на основе циркуляров МВД 1870, 1878-1879 гг., а затем и Положений об усиленной и чрезвычайной охране 1881 г., разрешавших высылку стачечников в места их приписки.

Уже в 1870-е годы становилось все более очевидным, что рабочий класс и рабочий вопрос именно в западноевропейском смысле существовали в России.

Заключение

Жизни рабочего на рубеже веков позавидовать было сложно даже малозе­мельному крестьянину. Понятие «экономическое положение» рабочих включает такие фак­торы, как занятость на производстве, санитарные и другие условия труда, профессиональную заболеваемость, травматизм. В свою очередь, поня­тие «уровень жизни» складывается из оценок обеспеченности пролетари­ев работой, продолжительности их жизни, заработной платы, качества питания, жилищных условий, медицинского обслуживания, соотноше­ния рабочего и свободного времени.
По данным статистики, на рубеже веков рабочие занимали последнее место по размеру сбережений на одного вкладчика. Заработка отца семейства в большинстве случаев не хватало, поэтому более половины жен рабочих тоже трудилось. А это - почти в 3 раза больше, чем число работавших замужних женщин в более развитых в промышленном отношении Германии и Англии. Большие испытания в период становления отечественного промышленного капита­лизма судьба уготовила женщинам-работницам и под­росткам, составлявшим к началу XX века немногим ме­нее половины рабочего люда. Недовольство среди простого народа постепенно приобретало массовый характер.

В среде фабричных и заводских рабочих, искусственно обезземеленных дворян и обезземеливаемых крестьян, пополнявших собой ряды «всемирного бесприютного пролетариата» развивались как вызов Богу злоба и социальная ненависть.

Список использованной литературы

1. Копяткевич. Олонецкая художественная старина // Известие общества изучения Олонецкой губернии. – Петрозаводск, 1914. – №5.
2. Мюллер Г.П. Очерки по истории ХVI–ХVIII вв. – Петрозаводск, 1947.
3. Рабочее движение в России в XIX веке. Т. II. Ч. 1. 1861-1874. – М., 1950.
4. Русские: семейный и общественный быт / Отв. ред. М.М. Громыко, Т.А. Листова. – М., 1989.
5. Тихомиров Л.А. Христианство и политика. Рабочий вопрос и русские идеалы. http://apocalypse.orthodoxy.ru/

Примечания

Рабочий класс России от зарождения до начала XX в. – М. 1998. – 367 с.

При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»

В деревнях Архангельской области наутро после первой брачной ночи молодому подносили на завтрак яичницу, если он начинал есть с края, это значило, что жена оказалась «честной», если с середины — утратившей девственность до свадьбы .

Власть в деревне захватывали те, кто получал санкции большевиков в областных центрах. Обычно это были мужчины, чья крестьянская мужская судьба не состоялась.

Женщины и девочки с кусоком мяса. 1931 год, Магнитогорск, Южный Урал, СССР. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт (1904-1971), США / Russian woman grimly holding a slab of meat as other peasant women staunchly stand by. Location: Magnitogorsk, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Об устройстве русского деревенского сообщества в ХХ веке – накануне и после наступления власти коммунистов. Продолжение темы, начатой в материале Русская женщина: «Пришла в хлев, на коленочки встала – и родился, девка поет» . Фотографии: советская деревня начала 1930-х и мая-августа 1941 года, запечатленная американским фотографом Маргарет Бурк-Уайт (1904-1971). Часть снимков не сельские. Все изображения кликабельны. Если в подписи архива LIFE написано "Date taken: August 1941", то это означает, что снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года, то есть совершенно не обязательно, что он сделан в августе. Маргарет Бурк-Уайт находилась в СССР с начала мая по конец сентября 1941 года.

Нормальная жизнь крестьянина, исполненность его века определялись последовательным проживанием этих статусов-этапов. Старик — скорее возрастное, чем статусное определение пожилого мужчины. В этнографических материалах советского времени отсутствуют сведения о передаче большины младшему мужчине в доме, что можно объяснить дегенерацией института мужской большины в этот период, о чем будет сказано ниже. {Одно из значений слова «большина » в русской речи — позиция хозяина или хозяйки в семье и доме.} В материалах конца XIX в. есть упоминание о том, что такое действие производилось в случае физической немощи большака .

3.


Стены комнаты живописные. Этикетка отпечатка, экспортировавшегося на выставке "Отоваренная мечта " в московском Мультимедиа Арт Музее, 18.XII.2015-24.II.2016, сообщала: Маргарет Бурк-Уайт. "Борщ", 1934. Собрание МАММ/МДФ / LIFE : Russia. Russian peasant women eating food fr. the same bowl. Date taken: 1932. Photographer: Margaret Bourke-White.

Женские возрастные определения таковы: девка/девушка (от рождения до замужества), молодка/молодая (от замужества до первого ребенка), баба (замужняя женщина, но не хозяйка в доме), большуха, хозяйка, сама . Большухой женщина становилась при выходе мужа на большину, смерти свекрови или же когда свекровь передавала большину одной из невесток в случае своей физической немощи. Тогда большаком оставался свекр, а хозяйкой — жена старшего сына. Слово «старуха», так же как и «старик», чаще употреблялось как возрастное определение. Муж-большак мог называть свою жену-большуху старухой. Но возможно было и статусное понимание слова: сама женщина, решаясь на передачу большины младшей женщине, признавала себя старухой . В картотеке Псковского областного словаря (записи 1950-1970 гг.) статус большухи описан очень подробно, что свидетельствует о том, что для советской деревни второй половины ХХ в. идея женской большины была привычной.

4.


Колхозники заготавливают сено. Май-лето 1941 года. СССР. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт (1904-1971), США. Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Russian farmers w. horse-drawn wagons stacking harvested hay crop on collective farm. Location: Russia. Date taken: August 1941. Photographer:Margaret Bourke-White.

Пребывание в том или ином возрастном статусе предполагало включенность в определенную сеть горизонтальных и вертикальных отношений сообщества, а также определенные имущественные правила и определенные статусные обязанности. Горизонтальные отношения между людьми, принадлежащими к одной возрастной группе, были отношениями договора и конкуренции.

5.

Closeup portrait of Russian peasant w. cigar in his mouth in Siberia. Location: Magnitogorsk, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Парни бились за престиж — «честь» и «славу». Этот престиж определяется лихостью и отвагой личного поведения, а также групповой доблестью в битве «шатии» на «шатию» {Шатия — компания парней} . Лидер признавался «атаманом» своей «ватаги» (парней одной деревни), и он же был бесспорным фаворитом у девушек. Статус парня определялся не только его поведением, но и определенными имущественными отношениями. Любой собственный заработок, достаточно редкий, поскольку парни в основном работали на семью, мог быть преобразован только в «справу». К справе относились одежда, средство передвижения, оружие, предметы личного обихода. Эти предметы составляли символический капитал парня. Решение о справе мог принимать только большак-отец. Уважение односельчан вызывал тот, кто «держал» сыновей «хорошо». Отношения групп парней и девок также были состязательными. Ставкой в этом состязании была «честь».

6.
Russia
Russian peasants posing in front of open gateway arch leading into the city. Location: Kolomna, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Задача девиц состояла в сохранении своей «чести» до брака, задача парней — в стяжании «мужской чести», которая определялась количеством любовных связей, смелостью в обращении с девушками и смелостью в драках.

7.


Председатель колхоза Терещенко и его жена. Май-июнь (?) 1941. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт. Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Collective farm chairman Tereshenko posing w. his wife on farm. Location: Russia. August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Итак, главные черты поведения парня — удаль, риск, превращение добытых средств в символический капитал, множественность любовных связей. За своих парней перед властью и миром отвечал большак. Оценивающей группой для парня были своя ватага и девки. Но также — мужики деревни: с раннего возраста мальчики и парни принимали участие в общих мужских работах, оценка старших мужчин была для них исключительно важна . Неженатая молодежь подчинялась своим родителям, а также людям того же, что и родители, социального возраста. Эта форма вертикальных отношений сохранилась в обращениях тетя и дядя к старшим по статусу мужчинам и женщинам. Вертикальные отношения менялись, когда парень или девушка вступали в брак.

8.

Woman playing a Russian button accordian as her young girl looks on. Location: Magnitogorskrosk, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Девушка-невеста выходила из подчинения своим родителям и, став молодой женой, перепоручалась семье мужа. Связь между родителями и замужней дочерью становилась горизонтальной. Предполагались взаимная помощь, совет, проведывание, праздничная гостьба, но не подчинение. Вступив в брак, женщина становилась в подчиненное положение по отношению к мужу и его родителям — свекру и свекрови. Муж и родители мужа отвечали теперь перед миром за невестку. Иначе устраивались отношения подчинения мужчины. До свадьбы парни подчиняются матерям-большухам, причем как своим, так и чужим — теткам.

9.


Russian elementary school students sitting stoically at desks in classroom in a remot village in the Volga region. Location: Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Мужчины выходили из-под власти класса матерей после свадьбы. Такое преобразование отношений имело ритуальное оформление. Практически повсеместно русский свадебный обряд включал в себя «испытание молодой». Ритуальная проверка хозяйственности молодой и введение ее в домашнее хозяйство совершались в первое утро пребывания в доме мужа. На второй день свадьбы молодуха метет пол . На пол кидают мусор: какое-либо старье, сено, песок, деньги. Веник невестке подает свекровь. Если мела не чисто, ей говорили: «Ой, не умеет и мести невеста, не чисто еще и метет» . Записанные нами в деревнях рассказы об испытаниях молодки сопровождались сетованиями рассказчиц на то, как это было тяжело психологически. Испытание могло длиться сколь угодно долго, смотреть на него собирались подруги свекрови, т.е. молодая женщина была окружена старшими посторонними женщинами, родней мужа и соседками, действиям которых она не имела права сопротивляться. Остановить испытание мог только молодой муж.

10.


Silhouette of Russian orthodox church reflecting off the water of a lake at dusk. Location: Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

В случае обсуждения вопроса девственности именно он решал — какую информацию донести до «общественности». Так, в деревнях Архангельской области наутро после первой брачной ночи молодому подносили на завтрак яичницу, если он начинал есть с края, это значило, что жена оказалась «честной», если с середины — утратившей девственность до свадьбы. Второй день свадьбы был днем испытания и для молодого мужа: первый раз в жизни он мог дать публичный отпор матери и женщинам ее возраста — теткам, защищая от них свою жену, или не дать отпор большухам и отдать жену на их суд, а следовательно, не справиться с этой посвятительной ситуацией. Власть матери над мужчиной-сыном должна была закончиться с его браком, но старшему мужчине, отцу, большаку сыновья подчинялись вплоть до собственного выхода на большину или отделения в собственный дом.

11.

Closeup portrait of a Russian Orthodox priest. Location: Moscow, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Социальной задачей молодого мужчины было завоевание признания в среде мужиков, чтобы в свое время быть принятым в состав деревенского схода. Сход — коллегиальный управляющий орган деревни, состоявший из хозяев-мужчин. У старших мужчин — отцов — они учились ответственности и принятию решений . В мужских местах и в мужском общении — на рыболовном промысле, артельных работах, строительстве, на пивных праздниках — они набирали хозяйственный и социальный опыт. Воспитанию сыновей мужчины отдавали много времени: их брали с собой на многодневные рыбные и охотничьи промыслы, где кроме навыков ремесла молодые люди узнавали много другого, слушая разговоры старших мужчин. Отцы-большаки несли полную ответственность перед миром — государственной властью и общиной — за поведение всех членов своей семьи, а также за ее материальное состояние.

12.


Russian peasants riding on a wagon in Siberia. Location: Magnitogorsk, Russia
Date taken: 1931. Photographer:Margaret Bourke-White.

Отношения между мужскими поколениями существенно меняются с приходом советской власти. Советская власть в первую очередь ударила по мужской возрастной иерархии. Физически уничтожались «крепкие» большаки, опытные и успешные хозяева (на языке совдепа — «кулаки» и «середняки») , к началу 1930-х гг. был полностью разрушен институт схода . Власть в деревне захватывали те, кто получал санкции большевиков в областных центрах. Обычно это были мужчины, чья крестьянская мужская судьба не состоялась. Женившись и бросив семью либо еще парнями они ушли в город. Собственно, в деревню 1920-х гг. вернулись уполномоченными властью «сыновья» тех, кто составлял деревенский сход. Революция в российской деревне — а она произошла с коллективизацией во второй половине 20-х — начале 30-х гг. — в значительной степени была конфликтом между мужскими поколениями. Исторические данные о ходе коллективизации рубежа 30-х гг. позволяют увидеть за «классовыми» определениями участников событий их возрастной статус.

13.


Couple, standing nr. tractor, looking off into distance, on field being harrowed at Verblud (camel) state collective farm; south of Moscow, nr. Rostov, Russia, USSR. Location: Rostov, Russia. Date taken: 1930. Photographer: Margaret Bourke-White.

Так, например, в прессе 1930 г. широкую известность получило опубликованное в газете «Красный воин» (1930. 13 февраля) письмо красноармейца Воронова, написанное им в ответ на сообщение отца о том, что «последний хлеб отбирают, с красноармейской семьей не считаются»: «Хоть ты мне и батька, ни слова твоим подкулацким песням не поверил. Я рад, что тебе дали хороший урок. Продай хлеб, вези излишки — это мое последнее слово» .

14.


Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Bolshevik pigs on Russian collectilve farm. Location: Russia. Date taken: August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Другой пример: «Борисоглебские комсомольцы в процессе раскулачивания ликвидировали несколько батрацких хозяйств за то, что дочери хозяев вышли замуж за кулацких сыновей» . Комсомольцы (а это — молодые люди) принимают решение о репрессии «хозяев», т.е. большаков. В результате коллективизации вместе с крестьянским хозяйством как семейно-производственной единицей общества был разрушен порядок освоения степеней ответственности, организованный в традиционном обществе через систему переходных ритуалов: проводы в армию, женитьба, принятие в мужскую артель (например, рыболовную), выход на большину, принятие в сход. Возрастная социализация мужчин, рожденных в советское время, успешно проходила до стадии «мужиков»: ватага или шатия, армия/война, женитьба. Именно эти модели поведения эффективно транслировались советскими поколениями: мужская группа с сильными коллективистскими связями, ответственность перед нею, риск и агрессивность .

15.

Two Russian workers eating black bread and soup at a table in front of a wall covered with Soviet Communist Workers posters in Siberia. Location: Magnitogorsk, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

На этапе освоения большины советский институт мужской возрастной социализации давал сбой: мужчины уходили на фронт и погибали, уезжали на стройки страны, поднимали целину, служили в армии, сидели на зонах и т.д. и т.п. Единственным путем социальной карьеры мужчины была партийная лестница. На каждом ее марше форма отношений выстраивалась подобно «мужскому союзу»: ценность товарищества (коллектива) была выше ценности семьи, и тем более — ценностей индивидуальных .

16.


Russian teacher holding book as she presides over a lesson while children carefully read along fr. their copies at desks in classroom at elementary school. Location: Moscow, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

В учебнике психологии сталинской эпохи коллективизм описывается как специфическая черта характера советского человека: «Советский человек не может ставить перед собой жизненно важные цели, которые противопоставлялись бы целям коллектива, советский человек не рассматривает свою личную судьбу, свой личный успех оторванно от судьбы коллектива, от успеха общего, коллективного дела» . Сбой в мужской возрастной социализации, произошедший в Советской России, с особой силой проявился в послевоенных поколениях. Возрастной кризис середины жизни в крестьянской традиционной культуре разрешался изменением социального статуса: мужчина становился хозяином, большаком. Поведенческие ограничения, сопровождавшие каждый из возрастных переходов, традиция восполняла статусным ростом: утрачивая часть своей свободы, человек прибавлял во власти и авторитете. Социальные институты, которые поддерживали переход мужчины от одного возрастного сценария к другому, к концу ХХ в. в сельской России оказались в значительной своей части разрушенными.

17.


Две сестры и их мать, в одном из колхозов накануне войны. Май-июнь (?) 1941 года. СССР. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт (1904-1971), США. Снимок опубликован в LIFE в августе 1941 года / Young peasant sisters posing w. their mother on collective farm. Location: Russia. August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Возрастная социализация женщин в русской дореволюционной деревне разворачивалась иначе, чем мужская. Половозрастной статус женщины маркировался внешними признаками — одеждой, прической. До замужества девушка заплетала косу, замужняя женщина собирала волосы в пучок или на гребенку. Женщина, не вышедшая замуж и оставшаяся старой девой, продолжала заплетать косу. Старых дев называли «сивокосыми» . Обучать женским работам девочек начинали с раннего возраста. С 7 лет могли отправлять в няньки присматривать за маленькими детьми. С 10-12 лет девочки ходили с родителями на полевые работы: косить, грести, метать стога. В этом же возрасте учили готовить, но целиком готовила и топила печь в доме большуха, младшие могли лишь помогать. Ко времени замужества девушка уже умела, как правило, прясть, ткать, готовить, выполнять другую домашнюю работу. Но в доме мужа сразу после свадьбы круг ее обязанностей был ограничен и устанавливался свекровью. Готовность подчиниться воле свекрови, какой бы она ни была — злой или доброй, вменялась будущей невестке в акте ритуала. Так, во время свадьбы невеста разучивала будущие правила своего поведения, оглашая с помощью старших женщин, помогавших ей причитать, требуемый от нее в ситуации просватанья причет. Известны и магические тактики, направленные на воздействие на новые отношения власти и подчинения, в которые включалась женщина, выходя замуж и переселяясь в семью мужа. Пока «на большине» была свекровь, она все варила, пекла и готовила, смотрела за маленькими детьми. Молодуха ходила на работу в поле, стирала белье: «За свекровкой — стол, за невесткой — двор» . Когда большухе уже не под силу было вести все хозяйство, происходила передача большины. На Вологодчине этот обряд обычно совершался на Покров (14 октября).

18.


Украинские женщины убирают пшеницу в колхозе недалеко от Харькова. Лето 1941 года. СССР. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт (1904-1971), США. Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Ukrainian women wheat harvesters on a collective farm nr. Kharkov. Location: Russia. Date taken: August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Женщины — свекровь и невестка — вместе пекли рыбник (рыбник — пирог с запеченной в нем целиком рыбой — был важной принадлежностью свадебного и поминального столов). Тесто замешивали в четыре руки — старшая и младшая женщины, тем самым свекровь передавала право готовить еду невестке, и та становилась большухой. Значительная сфера традиционных женских знаний и обязанностей подлежала передаче лишь по достижении женщиной определенного возрастного статуса. После появления собственных детей женщины могли участвовать в похоронных ритуалах, причитать на похоронах, включались в ритуальную деятельность, связанную с поминовением родителей.

19.

Знахарки, причетницы, свахи — это старшие женщины — большухи или передавшие большину старухи. Магические знания также передавались по мере перемещения от статуса к статусу. Девушке не сообщались сведения о практических магических действиях. Замужняя нерожавшая женщина — молодуха — посвящалась в магию рождения и ухода за ребенком, но лечебная магия оставалась для нее закрытой. Знали лечебную магию большухи и старухи. У одиноко живущих женщин — вдов или одиноких старух — чаще всего молодежь собиралась на беседы. Старухи хранили и передавали традицию, следили за соблюдением обрядов и обычаев.

20.


Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Russian women"s brigade using crude rakes to gather up hay harvest on a collective farm outside the capitol. Location: Moscow, Russia. Date taken: August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Как парни одного поколения оставались «парнями» друг для друга, так и женщины одного поколения (одной беседы) оставались «девчатами» друг для друга. Отношения между возросшими до статуса хозяек «девчатами» существенно отличались от мужских отношений большаков: они были конкурентными. «Все топоры вместе, а грабли — врозь», — говорит пословица о мужских и женских отношениях в деревне . Оценивающей группой женщины был «род». А родом для женщины была не ее собственная семья, а та семья, в которую она вошла, вступив в брак. В случае развода или смерти мужа крестьянка, по утверждению наших собеседниц, обычно не возвращалась в дом родителей.

21.

Russian woman grimly holding a slab of meat as other peasant women staunchly stand by. Location: Magnitogorsk, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Позиция женского авторитета, в деревне сохраняющаяся в виде сообщества старших женщин-большух, определяет возрастной этап сорокалетия. Большуха — хозяйка крестьянской усадьбы. Значительная часть хозяйства (огороды, скот, домашняя утварь, одежда и все, что связано с ее изготовлением, заготовка и запасы продуктов) под ее контролем, ей подчиняются все женщины семьи, дети и неженатые молодые мужчины. В обществе в компетенцию большух входил контроль над поведением всех членов крестьянского сообщества, формирование коллективного мнения и его публичное оглашение. На попечении большухи — дом, скот и дети (и собственные, и дети сыновей — внуки). Хозяйственную компетентность большухи оценивал большак. Критерии его оценки — здоровье семьи и скота, в том числе и защита от магических чар «завидующих соседок». Успешность деятельности большухи проявлялась в мире между членами семьи, рациональной организации быта, запасов, одежды. На ее ответственности — организация всех семейных ритуалов: календарных праздников, на которых гостят «по семьям», поминок, свадеб, проводов в армию.

22.


Distant Russian peasant women raking up piles of wheat which has been cut during harvest at a collective farm 30 miles fr. Moscow. Location: Russia. Date taken: 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Ответственность каждого из половозрастных классов русской деревни была организована по-разному. Парень отвечает за себя и, если он — атаман, за свою «шатию» перед старшими. Девушка отвечает за свою «честь» перед родителями. Женатый мужчина отвечает за себя и свою жену — перед отцом и «обществом». Большаки заботились как о семейном благе, так и о благе общины : сход отвечает перед властями за сбор налогов, распределение земли, отправку на военную службу и пр. Условием благополучия общины было разумное и компетентное поведение домохозяев. Хозяйка, большуха, была подотчетна большаку, и только, сфера ее ответственности — семья-дом-род, как живые, так и мертвые члены рода — предки.

23.


Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Russian farmers w. horse-drawn wagons stacking harvested hay crop on collective farm. Location: Russia. Date taken: August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Наличие половозрастных классов и связанных с ними моделей поведения, типов социальных связей, отношений доминирования и подчинения предполагает и особую организацию крестьянского мира. Жизнь крестьянского социума обладает особым строением: ее невозможно представить как единую картину жизни. Люди, принадлежащие к разным половозрастным группам и занимающие различные социальные позиции, живут в разных мирах: их проекции жизни определены их жизненным опытом и вменены им тем статусом, который они получили посредством переходного ритуала. Сведение жизненных проекций к единому знаменателю — «картине мира», или «фоновому знанию», существенно упрощает представление о жизни крестьянского социума. Удобнее представить эту форму как совокупность социальных миров. Существование каждого из таких миров обеспечено группой людей, своими микро- и макродействиями поддерживающих определенную конструкцию «своей» реальности.

24.

Russian peasant woman standing beside gated archway topped w. cross in Siberia. Location: Magnitogorsk, Russia. Date taken: 1931. Photographer: Margaret Bourke-White.

Мир крестьянской девушки, с ожиданием суженого, защитой собственной чести, агональными отношениями с подружками и т.д., существенно отличается от мира молодой женщины, включенной в сложные перипетии отношений в чужой семье. И он совсем не похож на мир большухи, в котором физическое и метафизическое явлены уже не на уровне страхов перед непознаваемым, а на уровне наличия отношений с теневыми сторонами жизни — духами-хозяевами, магией, смертью. «Картина мира» жестко связана с габитусом — набором стереотипов поведения, присущих человеку в данной социальной позиции. Изменение социальной позиции предполагает смену сценариев поведения и, следовательно, смену жизненной проекции («картины мира»), что обусловлено изменением социально заданной точки зрения. Психологически такое событие для человека обязательно предполагает определенное переживание: неведомая до того «часть» мира вторгается во внутреннее жизненное пространство и преобразует его структурно, приводя его в соответствие с новой «картиной мира», предписанной новым социальным статусом. Такое психологическое изменение предполагает деструктивную фазу — взрыв, чреватый разрушением внутренней идентичности личности .

25.

Русская крестьянка "тетя" Даша. Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Russian peasant woman "Auntie" Dasha holding pad & pencil which she will use to figure out govt. work quotas for herself & other women wielding hoes in potato field on collective farm. Location: Russia. Date taken: August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Одна из функций переходного ритуала как социальной процедуры состоит в том, чтобы преобразовывать (превращать) одну проекцию жизни в другую, в соответствии с перемещением человека от одного к другому социально фиксированному положению. Мир русской крестьянки подвергался подобным глобальным преобразованиям путем переживания нескольких посвятительных процедур. Первой была свадьба, второй — рождение первого ребенка, третьей — выход на большину, четвертой — похоронный ритуал, когда ей приходилось впервые оплакать смерть, менявшую ее статус на сиротский или вдовий . Особым обрядом перехода, где и посвящающим и посвящаемым была она сама, был отказ от большины.

26.

Русская крестьянка "тетя" Даша держит карандаш и блокнот, в который она будет записывать нормативы работ для себя и других женщин, орудующих мотыгами на картофельном колхозном поле. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт (1904-1971), США. Снимок относится к серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Russian peasant woman "Auntie" Dasha holding pad & pencil which she will use to figure out govt. work quotas for herself & other women wielding hoes in a potato field on collective farm. Location: Russia. August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White

Так в общем виде — статически — может быть описана иерархическая система половозрастных классов русской деревни. Разумеется, это поверхностное описание, разумеется, есть существенные различия в локальных способах символизации того или иного статуса или того или иного переходного периода. Но само наличие половозрастных классов, понимаемых в указанном выше смысле, организующих иерархию русской деревни и определяющих распределение хозяйственных, социальных и властных функций, представляется нам несомненным фактом. "

27.

Из серии фотографий, опубликованных в LIFE в августе 1941 года / Ukrainian women wheat harvesters on a collective farm nr. Kharkov. Location: Russia. Date taken: August 1941. Photographer: Margaret Bourke-White.

Примечания :

См.: Адоньева С.Б. Большаки и большухи // Адоньева С.Б. Дух народа и другие духи. СПб., 2009; Левкиевская Е.Е. Магические функции хозяина в восточнославянской традиционной культуре // Мужской сборник. М., 2001. Вып. 1. С. 106—114. В иллюстрированной энциклопедии «Мужики и бабы: мужское и женское в русской традиционной культуре» (СПб., 2005) статусы старика и старухи описаны как самостоятельные, но особенность этого издания в том, что описание было сделано на материале трех столетий — с начала XVIII в. до 1990-х гг.

Одно из значений слова «большина » в русской речи — позиция хозяина или хозяйки в семье и доме.

См.: Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991. С. 103— 109; Быт севернорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов Этнографического бюро князя В.Н. Тени- шева (на примере Владимирской губернии). СПб., 1993. С. 181—182.

См.: Адоньева С.Б. О ритуальной функции женщины в русской традиции // Живая старина. 1998. № 1. С. 26—28.

Картотека Псковского областного словаря хранится в Межкафедральном словарном кабинете имени проф. Б.А. Ларина на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета.

Шатия — компания парней (Картотека Псковского областного словаря; Картотека словаря русских говоров Карелии и сопредельных областей (Межкафедральный словарный кабинет им. Б.А. Ларина на филологическом факультете СПбГУ)).

Адоньева С.Б., Бажкова Е.В. Функциональные различия в поведении и роли женщины на разных этапах ее жизни // Белозерье: Краеведческий альманах. Вологда, 1998. Вып. 2. С. 204—212.

См.: Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927—1932 гг. М., 1989; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927—1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 1. Май 1927 — ноябрь 1929 / Под ред. В. Данилова, Р. Ман- нинга, Л. Виолы. М., 2001.

Сход как орган управления сельской общиной, который составляли владельцы домохозяйств, был заменен правлением колхоза как органом управления обобществленным хозяйством и сельским советом как территориальным органом правления. См. об этом: Очерки по истории органов советской государственной власти. М., 1949. С. 40, 47, 74, 77—82, 137—138, 151—152; Органы советской государственной власти на территории Нижегородской губернии (1917—1929): Краткий справочник. Горький, 1982. С. 67—68; Коржихина Т.П. История государственных учреждений СССР. М., 1986. С. 157.

Цит. по: Чуркин В.Ф. Самоидентификация крестьянства на переломном этапе своей истории // История государства и права. 2006. № 7. С. 27—31.

Цит. по: Никулин РЛ. Участие комсомольских организаций Черноземья в раскулачивании // Труды кафедры истории и философии Тамбовского государственного университета. СПб., 2004. Вып. II. С. 83—89.

См.: Борисов С.Б. Честь как феномен российского политического сознания. Шадринск, 2001.

См.: Теплов Б.М. Психология. М., 1953. С. 222.

См.: Адоньева С.Б., Бажкова Е.В. Указ. соч. С. 208.

О конкурентных отношениях женщин-хозяек см.: Кабакова Г.И. Антропология женского тела в славянской традиции. М., 2001.

См.: Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 176—212.

Принципы психологической и социальной работы русских крестьянских переходных ритуалов были рассмотрены нами подробно в следующих работах: О ритуальной функции женщины в русской традиции // Живая старина. 1998. № 1. С. 26—28; Этнография севернорусских причитаний // Бюллетень фонетического фонда русского языка. Приложение № 7. Обрядовая поэзия Русского Севера: плачи. СПб.: Бохум, 1998. С. 63—85; «Я» и «Ты» в ритуальном тексте: ситуация границы // Пограничное сознание: пограничная культура. СПб., 1999. С. 47—74; Прагматика фольклора. СПб., 2004.

Статья полностью, источник цитаты :
[*] Лора Олсон, Светлана Адоньева. Советские крестьянки (половозрастная идентичность: структура и история) // Новое литературное обозрение № 117 (5/2012). Семиотика августа в ХХ веке: трансформация жизни частного человека в эпоху социальных катаклизмов / Трансформация гендерного порядка
Книга авторов :
[**] Лора Олсон, Светлана Адоньева. Традиция, трансгрессия, компромисc: Миры русской деревенской женщины / Пер. с англ. А. Зиндер. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — 440 с.: ил. ISBN 978-5-4448-0518-3. Серия: Научная библиотека

Судьбы многих крестьянских семей были похожи друг на друга. Из года в год жили они в одной и тоже деревне, выполняли одни и теже работы и повинности. Скромная сельская церковь не поражала ни своими размерами, ни архитектурой, но делала село центром всей округи. Еще младенцем, несколько дней от роду, каждый человек попадал под ее своды во время крестин и множество раз бывал здесь на протяжении жизни. Сюда же, отошедсшего в мир иной, привозили его перед тем, как предать земле. Церковь была почти единственным общественным зданием в округе. Священник же был, если не единственным, то одним из немногих грамотных людей. Как бы ни относились к нему прихожане, он был официальным духовным отцом, к которому Закон Божий обязывал всех приходить на исповедь.
Три главных события в жизни человеческой: рождение, бракосочетание и смерть. Вот так, на три части, и были разделены записи в церковных метрических книгах. В тот период времени во многих семьях дети появлялись на свет чуть ли не каждый год. Рождение ребенка воспринималось как воля господня, воспротивиться которой редко кому приходило в голову. Больше детей - больше работников в семье, а отсюда и больше достаток. Исходя из этого, предпочтительнее было появление мальчиков. Девочку растишь - растишь, а она в чужую семью уходит. Но и это, в конце концов, не беда: невесты из других дворов заменяли рабочие руки выданных на сторону дочерей. Поэтому-то рождение ребенка всегда было праздником в семье, поэтому-то и освещалось оно одним из главных христианских таинств - крещением. Родители несли крестить ребенка с крестным отцом и матерью. Батюшка, вместе с крестным отцом, читал молитву, после этого погружал младенца в купель, одевал крестик. Возвратившись домой, устраивали крестины - обед, на который собирали родню. Детей обычно крестили в день их рождения или в ближайшие три дня. Имя священник давал чаще всего, используя святцы в честь святого, в день которого родился младенец. Однако правило давать имена по святцам было не обязательным. Крестными обычно были крестьяне из своего прихода.

Женились и выходили замуж крестьяне в основном только в своей общине. Если в XVIII веке женили крестьян в 13-14 лет, то с середины XIX века законным возрастом для вступления в брак мужчины было 18 лет, а женщины - 16 лет. Ранние крестьянские браки помещиками поощрялись, так как это способствовало увеличению числа крестьянских душ и, соответственно, доходов помещиков. В крепостное время крестьянских девиц зачастую отдавали замуж без их согласия. После отмены крепостного права постепенно устанавливаются обычай выдавать замуж с согласия невесты. К малолетним женихам тоже применялись крутые меры. Если кто жениться не хотел, то батька оглоблей заставлял. Засидевшихся женихов и невест позорили.
В среде украинского крестьянства именно свадьба, а не венчание считалась юридической гарантией брака: обвенчанные пары 2–3 недели могли жить порознь, ожидая свадьбу. Предшествовал всему “каравай” – так называли в Украине и главный ритуальный свадебный хлеб, и сам обряд его приготовления, который чаще всего происходил в пятницу. В субботний вечер сельская молодежь прощалась с молодыми. На девич-вечере делалось свадебное дерево – “гильце”, “вильце”, “ризка”, “тройчатка”. Это густое цветущее дерево – символ молодости и красоты молодых, которым украшали хлеб или калач. Оно стояло на столе в течение всей свадьбы. Наступало воскресенье. С утра подружки одевали невесту к венцу: самая лучшая сорочка, вышитая юбка, намисто, красивый венок с лентами. Венчальную сорочку женщины берегли как реликвию до самой смерти. Венчальную мамину сорочку брал с собой сын, когда шел на войну. Жених также приезжал в вышитой сорочке (ее должна была вышить невеста). Молодые ехали венчаться в церковь. После этого приезжали во двор невесты, где их встречали хлебом-солью, обсыпали житом, и молодая приглашала гостей к столу. Свадьбе предшествовало сватовство. Существовал обычай: отправляющихся на сватанье людей для успеха дела хлестали прутьями или забрасывали женскими головными уборами, чтобы поскорей засватать девушку. Интересным было утро свадебного дня, когда невеста мылась. Ходила она в баню не одна. Когда невеста вымоется и как следует попарится, знахарка собирает носовым платком невестин пот и выжимает его в пузырек. Этот пот потом вливали в пиво жениху, чтобы связать молодых нерасторжимыми узами.
Крестьянские свадьбы обычно игрались осенью или зимой, когда заканчивались основные сельскохозяйственные работы. Нередкими из-за тяжелой крестьянской жизни и ранней смерти были повторные браки. Резко возрастало число повторных браков после эпидемий.
Смерть настигала человека в любое время года, но в холодные зимние месяцы работы ей заметно прибавлялось. Хоронили покойников до начала XIX века на церковном погосте. Однако, в связи с опасностью заражения инфекционными заболеваниями, особым указом кладбища было предписано устраивать за пределами населенных пунктов. К смерти люди готовились заблаговременно. Перед смертью старались вызвать священника для исповеди и причастия. После смерти покойника обмывали женщины, одевали в смеретную одежду. Мужики сколачивали гроб и копали могилу. При выносе тела начинались причитания плакольщиц. Ни о каком вскрытии и свидетельстве о смерти и речи не было. Все формальности ограничивались записью в метрической книге, где причина смерти указывалась местным священником со слов родственников умерсшего. Гроб с покойником везли в церковь на носилках-креслах. Церковный сторож, уже зная о покойнике, звонил в колокол. Через 40 дней после похорон справлялись поминки с обедом, на которые привозили попа для службы.

Ни рубленых изб, ни землянок в Полтавском уезде почти не строили, так что образцом местной избы следует признать мазанку. Она основывалась на нескольких дубовых сохах, закапываемых в землю. В сохи врубливались жерди, к ним привязывались солома или лоза или ветки вишни. Получившуюся избу замазывали глиной, убирая рещины и выравнивая стены, а через год покрывали специальной, белой глиной.

Хозяйка и ее дочки исправляли стены избы после каждого ливня и белили снаружи трижды в течение года: к троице, покровам, и когда избу обставляли на зиму от холода соломой. Дома были ограждены частично рвом с пышно разросшейся дерезой, ясенями или белой акацией, частично плетнем (тыном) у ворот, обычно одностворчатых, состоящих из нескольких продольных жердей. Около улицы строился скотный сарайчик (повитка). На дворе, обычно около хаты, строилась рубленная квадратная коморя с 3-4 засеками или закромами для хлеба. Также ни один двор не обходился без клуни, которая возвышалась обыкновенно поодаль от хаты за гумном (током). Высота входных дверей в хату обычно составляла 2 аршина 6 вершков, а внутренних дверей на 2 вершка выше. Ширина дверей всегда была стандартная - 5 четвертей 2 вершка. Запиралась дверь деревянным крючком и красилась какой-нибудь темной краской. К окнам хаты иногда приделывали ставни, окрашенные в красный или зеленый цвет.

Наружняя дверь вела в темные сени, где обыкновенно помещалась часть одежды, упряжь, утварь, плетеный ящик для хлеба. Здесь же стояла легкая лестница, ведущая на чердак. Сюда же выходил просторный вывод, проводящий дым из печки вверх через трубу на крышу. Против сеней устраивалось другое, теплое отделение, "хатына" - убежище стариков от пыли, женщин и детей. Большие избы включали в себя еще особую парадную комнату (светлицу). Крайний угол от дверей был весь занят печью, иногда составляющей четвертую часть маленькой хатки. Печь складывалась из сырца. Ее украшали клинчиками, кружками, крестиками и цветами, нарисованными синькой или обыкновенными охрами. Печь мазали одновременно с хатой перед праздниками. Между печью и так называемым холодным углом, вдоль стены клали несколько досок для ночлега семьи. Сверху прибивали полку для женских вещей: шиток, мычок, веретен и вешали жердь для одежды и пряжи. Сюда же вешалась колыбель. В холодном углу оставляли верхнюю одежду, подушки, постель. Таким образом, этот угол считался семейным. Следующий угол (кут), расположенный между двумя угловыми окнами и боковым окном, назывался покуттям. Он соответствовал красному углу у великороссов. Здесь на особых дощечках ставили иконы отца и матери, потом старшего сына, среднего и младшего. Их украшали бумажными или естественными засушенными цветами. Возле образов иногда ставили еще бутылки со святой водой, а за ними прятали деньги и документы. Здесь же стоял стол или скрыня (сундук). У стола вдоль стен стояли еще скамьи (лавки) и скамейки. В противоположном покутю, находился глухой угол, расположенный у глухого конца двери. Он имел только хозяйственное значение. Здесь помещалась посуда на полке, ложки и ножи. Узенькое пространство между дверями и печью называлось "кочерыжником", потому что было занято кочергами и лопатами.

Обычная пища у крестьян хлеб, который они сами пекли, борщ, который "найздоровшый, усему голова" и каша, чаще всего пшенная. Пища готовилась с утра и на целый день. Употребляли ее следующим образом: в 7-8 часов утра - завтрак, состоящий из капусты, коржей, кулиша или локшины с салом. В постный день сало заменялось маслом, служащим приправой к огурцам, капусте, картофелю, или молоком из конопляного семени, которым приправляли яичную кутю, отваренный ячмень, мятое пшено, или конопляным семенем с гречневыми лепешками.

За обед садились с 11 часов и позже, если задержит молотьба или другая работа. Обед состоял из борща с салом и каши с маслом, редко с молоком, а в постный день из борща с фасолью, свеклой, с маслом и каши, иногда отваренной фасоли и гороха, вареников с картофелем, коржей с горохом, помазанных медом.

На ужин довольствовались остатками от обеда, или ухой (юшкой) и галушками. Мясо курицы или цыпленка бывало в меню только по большим праздникам. К концу лета, когда созревали большинство овощей и фруктов, стол немного улучшался. Вместо каши часто варили тыкву, горох, фасоль, кукурузу. На полдник к хлебу добавляли огурцы, сливы, дыни, арбузы, лесные груши. С 1 сентября, когда дни становились короче, полдник отменялся. Из напитков пили в основном квас и узвар. Из спиртного - водку (горилку).
Одежда малороссов, предохраняя от климата, в тоже время подчеркивала, оттеняла, увеличивала красоту, особенно женскую. Заботы о наружности местной женщины выражались в следующих обыкновениях: на первый день светлого праздника женщины мылись водой, в которую клали окрашенное и обыкновенное яйцо, и растирали щеки этими яйцами для сохранения свежести лица. Для того, чтобы щеки были румяными, их терли различными красными вещами: поясом, плахтой, цветочной пылью ржи, перцем и другими. Брови иногда подводили сажей. По народным поверьям умываться можно было только по утрам. Только по субботам вечером и накануне больших праздников, девицы мыли голову и шею и волей-неволей омывали и лицо.

Смывали голову щелоком, свекольным квасом или горячей водой, в которую клали ветку освященной вербы и что-нибудь из душистых трав. Вымытую голову обычно расчесывали большой роговой гребенкой или гребнем. Расчесываясь, девицы заплетали волосы как в одну косу, в 3-6 прядей, так и в две меньшие косы. Изредка делали шиньоны, но при всякой прическе лоб девицы был открыт. Естественным украшением прически служили как полевые, так и сорванные из своего цветника цветы. Еще в косу вплетались разноцветные тонкие ленточки.

Главный головной убор женщины - очинка. Молодым женщинам до 30 лет считалось грехом не носить серег, поэтому уши девочек со второго года жизни прокалывали тонкими, острыми проволочными сережками, которые и оставляли в ухе до заживления ранки. Позже девочки носили медные серьги, по цене 3-5 копеек, девушки уже надевали серьги из польского и обыкновенного серебра, изредка золотые, по цене от 45 копеек до 3 рублей 50 копеек. Серег у девиц было немного: 1 - 2 пары. На шею девушки одевали разноцветное намисто до 25 нитей, более или менее низко опущенное на грудь. Также на шее обязательно носили крестик. Крестики были деревянные, ценой в 5 копеек; стеклянные, белые и цветные, от 1 копейки; медные в 3-5 копеек и серебряные (иногда эмалированные). К украшениям принадлежали и перстни.

Рубашку - главную часть белья называли сорочкой. На нее во все времена года одевали "керсетку", короткую, немного больше аршина одежду, черную, реже цветную, шерстяную или бумажную, открывающую всю шею и верх груди и плотно обхватывающую талию. Обувались женщины летом в башмаки на высоких каблуках (черевыки), из черной кожи, подкованные гвоздями или подковами, а зимой в черные сапоги. Мальчиков стригли гладко. Мыжчины среднего возраста стриглись "пид чуб, кружком", то есть кругло, ровно по всей голове, простригая больше на лбу, над бровями и сзади. Бород почти никто не брил, а только подстригли. Голову крестьянина защищала от холода барашковая шапка, крглая цилиндрическая или несколько суженная кверху. Шапка подбивалась черным, голубым или красным коленкором, иногда овчинным мехом. Общепринятый цвет шапки был черный, изредка серый. Летом также часто одевали картузы. Мужская сорочка отличалась от женской короткостью.

Вместе с сорочкой всегда одевали шаровары. Ношение штанов считалось признаком зрелости. Сверху рубашки носили серый шерстяной или бумажный материи жилет, однобортный, с узеньким стоячим воротничком, без выреза и с двумя карманами. Сверх жилета носили черную суконную или серую шерстяную чумарку, длинно до колен, однобортную, застегивающуюся на крючки, с талией. Чумарка была подбита ватой и служила верхней одеждой. Ее, как и другую верхнюю одежду подвязывали поясами. В большинстве своем мужская обувь заключалась только в одних сапогах (чоботях). Чоботы делались из юхты, иногда из тонкого ремня и "шкапыны" (лошадиной кожи), на деревянных шпильках. Подошва сапог была из толстого ремня, каблуки подбиты гвоздями или подковами. Цена сапог от 2 до 12 рублей. Кроме сапог еще носили черевики, вроде женских, "постолы" - кожаные лапти или обыкновенные лапти из липовой или вязовой коры.

Не миновала крестьянской доли и служба в армии. Вот такие поговорки бытовали про рекрутов и их жен. "В рекрутчину - что в могилу", "В нашей волости три болести: некрутство, подати да земщина", "Веселое горе - солдатская жизнь", "Воевал молодой, а под старость отпустили домой", "Солдат - горемыка, хуже лапотного лыка", "Солдатка ни вдова, ни мужняя жена", "Солдаткиным ребятам вся деревня отец". Срок службы рекрутом составлял 25 лет. Без документального подтверждения о смерти мужа-солдата женщина не могла выйти замуж во второй раз. В то же время солдатки продолжали жить в семьях мужа в полной зависимости от главы семьи. Очередность выделения рекрутов определялась волостным сходом домохозяев, на котором составлялся список призывников. 8 ноября 1868 года вышел манифест, по которому предписывалось выставить по 4 рекрута с 1000 душ. После военной реформы 1874 года срок службы был ограничен четырьмя годами. Теперь служить должны были все молодые люди, достигшие 21 года, годные к службе по состоянию здоровья. Однако законом предусматривались льготы по семейному положению.

Несколько непривычны для нас представления наших предков о комфорте и гигиене. Бань до 1920-ых годов не было. Их заменяли печи, гораздо более вместительные, чем современные. Из вытопленной печи выгребалась зола. Пол застилался соломой, залезали туда и парились веником. Голову мыли вне печи. Вместо мыла пользовались щелоком - отваром из золы. С нашей точки зрения крестьяне жили в ужасающей грязи. Генеральную чистку дома устраивали перед Пасхой: мыли и чистили не только полы и стены, но и всю посуду - закопченные горшки, ухваты, кочерги. Выбивались сенники-матрасы, набитые сеном или соломой, на которых спали, и от которых тоже было много пыли. Стирали пральниками подстилки и дерюги, которыми укрывались вместо одеял. В обычное время такой тщательности не проявляли. Хорошо, если в избе был деревянный пол, который можно было вымыть, а глинобитный - только подметали. Нужников не было. От дыма из печей, потившихся по-черному, стены покрывались сажей. Зимой в избах стояла пыль от костры и других отходов прядения. Зимой все страдали от холода. Дрова впрок, как сейчас, не заготавливали. Обычно привезут воз валежника из леса, сожгут его, потом едут за следующим возом. Грелись на печках и на лежанках. Двойных рам ни у кого не было, так что окошки покрывались толстым слоем льда. Все эти неудобства были для крестьян привычной повседневностью, об изменении которой и мысли не возникало.

Святцы - список святых православной церкви, составленный в порядке месяцев и дней года, в которые чевствуется святой. Святцы включаются в богослужебные книги. Отдельно изданные святцы называются месяцесловом.
При написании данной статьи использованы следующие материалы:
Милорадович В. Житье-бытье лубенского крестьянина // журнал "Киевская старина", 1902, №4, стр.110-135, №6, стр.392-434, №10, стр.62-91.
Алексеев В.П. Гранный дуб // Брянск, 1994, стр.92-123.